У нас было ток-шоу «Прожектор», для которого я и делала этот материал. Целью моего сюжета было попасть в одну из закрытых групп и дождаться предложения покончить с собой. Я работала над ним несколько недель. Внедрялась в эту тусовку. Тогда еще контакт (соцсеть «ВКонтакте», — прим. ред.) не запретили, и я создала страничку, загрузила пару фотографий, где мне было лет 14. Понятное дело, наврала о возрасте и городе проживания. Подписалась на все эти группы — «Киты уходят в небо», «Разбуди меня в 4:20» и т.д. Несколько дней мне понадобилось, чтобы меня приняли хоть в какую-то из них. Я прошла совершенно нелепые проверки, задавали разные вопросы. Почему ты решила играть в эту игру? Почему ты решила покончить с собой? Уверена ли ты, что готова это сделать?
Когда я вступила в группу и начала общаться с людьми, то стала получать задания. Первое — нацарапать лезвием на руке кита. Разумеется, я этого не делала по-настоящему, а думала, как бы сделать так, чтобы не резать и не царапать ничего. Лаком и зубочисткой криво нарисовала этого кита, капельки крови и прочую чушь. Сфотографировала, чтобы было более-менее похоже. На следующий день мне пришло еще одно задание — вколоть в руку иголки. И тут начался трэш, потому что с ними так просто не надуришь. В подготовке материала мне помогал весь канал, особенно мой редактор — Настя Симонова. А Максим Малынов подсказал отличную идею. Его брат занимается иглоукалыванием, у него свой салон. Анна Михайловна, главный редактор, тогда была против, она предлагала грим, но мы все-таки решились. Поехали туда, где иглы вкололи профессионалы — безопасно для здоровья и почти безболезненно. Понятное дело, мы все это снимали на камеру, я «стендапилась» (стендап — телерепортёрский приём, когда журналист находится в кадре, — прим.ред.).
Задания приходили по ночам: всего их было около сорока и все разные. Например, слушать какую-то психоделическую музыку, смотреть видео, где расчленяют животных. Было задание — из тех, что я помню — достаточно сложное, называется «Собачий кайф». Нужно душить себя до того момента, пока не потеряешь сознание, а кто-то из друзей должен был снимать это на телефон. Разумеется, все, что я делала — имитация.
Все участники переписывались в чате, и пришел момент, когда дети настолько были готовы покалечить себя и расстаться с жизнью, что это уже чувствовалось по настроению. То есть было понятно: это не прикалывается кто-то, не мои коллеги-журналисты снимают сюжет — это именно подростки, желающие свести счеты с жизнью.
Как-то мы сидели в гримерке, и я написала своему куратору (коллеги помогали), что уже готова к главному заданию. Меня все достало, родители не понимают, я хочу совершить самоубийство. Куратор спросил, есть ли поблизости какая-то заброшка или многоэтажка, откуда можно было бы спрыгнуть. Желательно повыше, этаж 15-й. У нас возле санатория «Украина» есть разрушенный корпус, там, конечно, не 15 — этажа 3. Мы решили, что прыгать я не буду. Но нужно было сбросить фотографию, будто ты вот-вот это сделаешь, как подтверждение того, что покончил с собой. Но тоже, как-то непонятно эта игра построена. Люди сбрасывали свои, а, возможно, и чужие фотографии. Может они так же, как и я, экспериментировали.
Меня все достало, родители не понимают, я хочу совершить самоубийство. Куратор спросил, есть ли поблизости какая-то заброшка или многоэтажка, откуда можно было бы спрыгнуть. Желательно повыше, этаж 15-й.
Последнее задание я решила выполнить в субботу. Мы с оператором поехали на заброшку и сделали инсценировку, будто я вылезаю в окно. Я бросила камеру GoPro, мы сымитировали падение. В конце, конечно, «застендапилась», рассказала, что жива и все в порядке. Естественно, была плашечка, мол, не повторяйте этого ни в коем случае, это все имитация. Но я выдала этот сюжет, и все коллеги безумно хвалили, говорили, что проделала колоссальную работу.
В воскресенье утром мне Саша Полуев сбросил оперативное видео, где девочка лет 16 пыталась прыгнуть с 14-го этажа, её еле-еле успели снять. Мама зашла, увидела прощальную записку дочери, позвонила в полицию и девочку спасли. На видео она показывала порезанные руки с китом, ноги тоже были изрезаны лезвием. Девочка рассказывала, что у нее все плохо, жизнь-боль и она хочет умереть.
Тогда у меня началась истерика, потому что я понимала, что сама внедрилась в эту непонятную систему, где люди агитируют подростков покончить с собой, ничем это не объясняя. То есть у них нет какой-то цели, кроме самоубийства. Проходишь эти сорок заданий и в конце умираешь. Ради чего? Мне было очень сложно морально, потому что я понимала, что ничего не могу сделать. Ну сняли мы сюжет, ок. Что это поменяет? Ну да, мы сказали: не повторяйте это все ни в коем случае, это все нелепо, глупо. Но, на самом деле, я показала детям, что можно ведь и не совсем взаправду играть в эту игру. И вот здесь мне стало как-то не по себе. Ведь мы снимали сюжеты для того, чтобы предупреждать что-то и доносить до людей, что так делать нельзя. А если посмотреть на это как на сюжет, то выходит, мы сделали инструкцию, как пройти эту игру и покончить с собой.
Мне было просто невыносимо морально, я не понимала, что с этим делать. И тогда мы с редакторами решили, что я все это добро отнесу в киберполицию, чтобы там хотя бы попробовали узнать, кто это делает и с какой целью. Через несколько недель мне позвонили оттуда и сказали, что нашли человека, который давал задания. Я отдала им свой аккаунт, пароли. Дальше уже полиция переписывалась с ними. Хотя странно — для того, кто давал мне задания, я покончила с собой. Киберполиция меня не посвящала в ход расследования, мне просто позвонили и сказали, что нашли этого человека по «айпишнику», он находится в России.
Сейчас я искренне надеюсь на то, что мой эксперимент помог подросткам понять: подобные провокации — невероятная глупость, и не стоит играть в игры со смертью...