
В 1897 году новость о массовом самоубийстве ошеломила Одессу. На Терновских хуторах живьем были закопаны 25 человек. И для конца XIX века это было абсолютно немыслимое событие – в мире начиналась эпоха технического прогресса. Но старообрядцы об этом знать не желали. В расследовании преступления участвовали полицейские, психиатры, священнослужители, а сами события вызвали живой отклик интеллигенции. Позже психиатр Иван Сикорский, участвовавший в раскрытии дела, написал свой отчёт «Терновские хутора».

На середине пути между Одессой и Тирасполем на реке Днестр расположены Терновские или Ковалёвские хутора. Усадьбой в конце XIX века владела семья Ковалёвых. С 1860-х годов официальные власти шли навстречу старообрядцам, постепенно уравнивая их в гражданских правах и предоставляя им возможность занимать те или иные должности. И теоретически благополучию жителей ничто не угрожало. Но в какой-то момент всё пошло не так.
С одной стороны, в усадьбе шла обычная жизнь. Но на том же хуторе располагался скит, чья жизнь подчинялась некой монахине Виталии – и это положило начало жуткой трагедии. В 1896 году усилились её проповеди о готовящихся гонениях против старообрядцев. И воздействовали они на хуторян крайне негативно: среди жителей распространялось истерическое настроение, которые женщина очень поощряла. И одним из поводов для паники служила готовящаяся перепись населения Российской империи. Часть хуторян начала готовиться к высылке, собирать тёплые вещи и шубы. Другие же предлагали повременить и «дождаться, что будет». Но эта здравая идея была не просто не услышана, но забита фанатическими проповедями Виталии и её соратницы Поли Младшей. Любопытно, что в данной ситуации мужчины фактически были лишены права голоса, оставшись простыми исполнителями. А среди хуторян Виталия распространяла мысли о том, что самым лучшим выходом будет добровольный уход из жизни: «Там будут резать, мучить, лучше в яму закопаться».

Главным толчком к последующим событиям послужил приход государственных служащих, пришедших собрать необходимую для совершения переписи населения информацию. Но им ответили отказом: «Мы христиане, нам нельзя никакого нового дела принимать, и мы не согласны по-новому записывать наше имя и отечество. Нам Христос есть за всех и отечество, и имя. А ваш новый устав и метрика отчуждают от истинной христианской веры и приводят в самоотвержение отечества». Хочется отметить, что в имперском законодательстве было уже указано, что «Раскольники не преследуются за мнения их о вере; но запрещается им совращать и склонять кого-либо в раскол свой под каким бы то видом». А с 1883 года старообрядцы вообще имели право занимать общественные должности. Но всё это никак не повлияло на Виталию и её приспешников. Поэтому они принимают решение «запоститься на смерть в яме». Часть хуторян делали упор на то, что самоубийство – это смертный грех. Но Виталию было не переубедить.
Один из участников трагедии – сын хозяйки хуторов Фёдор Ковалёв, а также некий Я.Я. сообщали в дальнейшем психиатру Ивану Сикорскому, что Виталия подходила к каждому и говорила: «Проживут от одного до трех дней, не более, но затем непосредственно перейдут в чертоги небесные. Два-три дня мук – ничто в сравнении с муками вечными. Подумай, можешь ли ты пересчитать дождевые капли; сколько капель в дожде, столько лет муки в аду; лучше два-три дня в яме, и – небесное царствие».

И 23 декабря жители хутора собрались на дому одной из жертв. Вдоль дома была выкопана мина, и туда спустилось девять человек – Назар Фомин (45 лет) с женой Домной (40 лет) и дочерью Прасковьей (13 лет), Евсей Кравцов (18 лет), Анна Ковалева (22 лет) с двумя дочерьми (3 лет и грудной), Елизавета Денисова (35 лет), старик Скачков (около 70 лет). После чего была проведена заупокойная служба и небольшой погреб замуровали. Ужасает то, что погреб был заложен Федором Ковалёвым – он, особо не задумываясь, закопал свою жену и двух дочерей. Впрочем, он хотел закопаться с ними, но это было запрещено Виталией.
Через две недели обряд повторился: под руководством Виталии Ковалёв замуровал в мине ещё четырёх человек, в том числе и свою родную сестру Авдотью. Казалось, Виталия поставила себе целью истребить всё население хутора. Свидетель Сикорского старик Я.Я. (любопытно, что Сикорский, чей отчет является наиболее полным, так и не назвал его полного имени, вероятно он или желал ему спокойно дожить оставшиеся дни или, наоборот, не дать повода конфликта с оставшимися в живых), когда отказался закапываться, вызвал на себя гнев Виталии. И за это был посажен в отдельную камеру и два дня не получал никакой пищи. Тем временем на хутор прибыла полиция, которая попросила хозяйку усадьбы, мать Фёдора Ковалёва, предоставить хоть просто количество проживающих, пусть и под выдуманными именами. На это Виталия заявила, что таким образом «враг хочет хитростью обойти её, хитрым крючком захватить её».
В ночь на 28 февраля 1897 года Фёдор Ковалев закопал ещё шесть человек, в том числе мать и брата. По словам свидетелей, Виталия взяла с Ковалёва строгое клятвенное обещание, что он после их смерти не останется в живых. Она прямо говорила ему: «Не живи после нас, не ешь, умри с голоду». В ответ на это Ковалёв дал обещание: «Как вас зарою, не буду жить».
После чего Фёдор отправился домой, готовясь заморить себя голодом, в ожидании наступления Апокалипсиса: «Три или четыре дня ничего не ем и не пью, - рассказывал он после, - вижу, что нет светопреставления; я напился водицы на четвертый день. На пятый день нет светопреставления – я съел баклажанчик. Так прошло две недели, а светопреставления нет, и в острог не берут, войны нету. Что такое, думаю себе. И стал хлеб есть, и так помаленьку стал все есть».

Постепенно моральное оцепенение стало спадать с Ковалёва, и он обратился в полицию, которая и разбиралась с жуткими последствиями деятельности монахини Виталии. Психиатрическое обследование, проведенное Иваном Сикорским, показало, что Ковалёв был психически здоровым, но умственно недалеким и слабовольным. Несмотря на то, что после освещения всех подробностей в Одессе, да и на территории империи, мужчину стали представлять извергом и садистом, вынесенный ему приговор был достаточно мягок. 22 февраля 1898 года его поместили в арестантское отделение при Спасо-Евфимеевском монастыре в Суздале. Возможно, это было связано и с желанием властей поскорее замять громкое дело. И уже в 1905 году Ковалёв был освобожден, после чего он повторно женился – в новом браке у него родилось трое детей. По некоторым данным, в дальнейшем он с семьёй перебрался в США или Канаду.
Читайте также: ПОШУТИТЬ ИЛИ ВЫЖИТЬ: «ДЕЛА АНЕКДОТЧИКОВ» ОДЕССЫ